Из хадисов Пророка Мухаммеда.
В Самарканде у нас был замечательный профессиональный гид Галина. Впечатлило то, что многое из написанного на стенах минаретов, мечетей она могла прочесть и прокомментировать, подкупала честность, если что-то не могла прочесть.
«Кто сомневается в нашем величии – пусть посмотрит, что мы строим», – с достоинством повторила гид слова амира Темура. Архитектура Самарканда не оставляет ни капли сомнения в величии прошлого этой страны: голубые купола, витые пилоны, ворота и башни, каллиграфическая красота писаний Корана – немые подтверждения сказанному.
О Темуре и Улугбеке заслуженно рассказывают очень много – в голове каша от их прославленных деяний, которые уже не пытаешься запомнить, а только принимаешь к сведению как должное. Да и зачем! Смотришь вокруг – и: «Кто сомневается в нашем величии – пусть посмотрит, что мы строим»
Много памятников, изображений этих правителей, но, по словам Галины, образы эти – образы недостоверные, их нам дают современные художники и скульпторы, вероятно, они приукрашивают малость, но получилось достойно – слов нет! Отдадим должное справедливости: такая привычка свойственна не только восточной культуре – все без исключения поэтизируют свое прошлое.
Но в Узбекистане прошлое не прошлое в прямом смысле, а часть настоящего. В мечетях молятся, в минаретах учатся, в караван-сараях торгуют, в хамамах моются! Люди ходят в национальной одежде, всюду говорят на родном языке, современная музыка разных направлений (и рэп тоже!) из всех носителей на узбекском языке. Быт настолько традиционный, что сознание отказывается воспринимать современные части города. Вероятно, это установка туриста.
В Чор Чиноре (город Ургут) женщины слушают духовного наставника
Галина, сопровождавший нас водитель Узурбек в один голос твердили, что жить в многоэтажках неудобно, что молодежь также предпочитает традиционный дом с двором и чинарой, что квартира в высотных домах – это временный вариант, конечная цель – домик, потом дом. Возможно, здесь не только традиционные предпочтения, но и то, что при любом раскладе, на мой взгляд, дом лучше.
Гуляя по Самарканду, удивляешься количеству хорошо говорящих на нескольких иностранных языках молодых узбеков. Со стыдом признаешься в устойчивости стереотипа, каким наделила узбеков в своей стране. По словам гида, получение высшего образования – это возможность только для 10 – 15 процентов молодежи. Стремление всеми силами впихнуть ребенка в вуз не стало модной привычкой в этой среде. Гораздо выгоднее уметь создавать что-то своими руками, даже если у тебя есть образование, ты должен уметь что-то ремесленничать.
Из кишлаков в Самарканд запросто приезжают на осликах. Ослик – верный спутник жизни сельского жителя. Хотя он не стоит в стойле, не заперт, эксплуатируется усиленно, его считают «нечистым» животным и в пищу не употребляют – думаю, он не в обиде!
Кошке повезло больше, чем ослику и свинье. Её отделили от «нечистых» животных, потому что Пророк однажды решил пожертвовать своим халатом, чтобы не разбудить уснувшую на нем кошку. Он отрезал ту часть халата так бесшумно, что животное не проснулось.
Ослик трудится на семью, но о его пропитании особо не беспокоятся. На зиму его выгоняют со двора, и он сам заботится о хлебе насущном. Весной о нем вспоминают и приводят домой, если удастся. Рассказывали, что по весне многие не нашли своих помощников, потому что приехавшие на заработки китайцы оказались не такими привередливыми в выборе мяса, и чужих осликов им продавали сами же узбеки.
Торговать они могут. Эту особенность отмечали многие путешественники. В музее читаю заметки русских дипломатов. Недословное цитирование звучит примерно так: «Каждая бессмыслица в руках узбека становится предметом отчаянной коммерции».
Мне не приходилось сталкиваться с приметами навязчивого сервиса и услуг: небольшое исключение – женщины или дети с разожженными ветками какого-то растения, дымом которого, как благовонием, тебя попытаются за деньги «обдать». Гиды с возмущением что-то назидательно говорили им, но те не сразу сдавались, как и музыканты в местных кафе.
Замечаешь невольно легкое противостояние двух городов – красавцев: Самарканда и Бухары. Это наблюдение вытекло из плова. Плов в Самарканде потрясающий, да не услышат меня бухарцы! А в Ташкенте плов вообще и не плов! По словам гида, ташкентцам пришлось довольствоваться версией самаркандского: Темуру понравился плов, который ему подали в Самарканде, он велел подать его ему в Ташкенте, но в современной столице повар побоялся подать незнакомое ему блюдо остывшим, и он его подогрел, а значит – перемешал, а это, с точки зрения самаркандцев, кулинарное преступление! Так ташкентцы стали есть плов перемешанным, т.е. при подаче рис перемешан с мясом. В Самарканде плов подают так, как готовят – слоями! Украшают своим местным лимоном, похожим на апельсин, перепелиными яйцами и добавляют изюм, нут.
Плов едят до обеда, считается, что пища эта трудная для желудка, поэтому есть его надо в первой половине дня – с чем я категорически не согласна, а поэтому есть могла его и утром, и днем, и вечером, и ночью.
В Самарканде впервые попробовала щербет – это оказывается напиток из урюка, а урюк – это высушенный зеленый абрикос. Особенность щербета в том, что он сладкий, хотя варят его без сахара. Как напиток из сушеного абрикоса становится сладким – для меня осталось загадкой! А может, сахар добавляют, а туристам не говорят – нет, не стану обижать хозяев недоверием!
Мясо в плове готовят крупным куском, а нарезают перед самой трапезой на специальной доске.
Бухарцы иронично относятся к самаркандскому плову. Ирония в том, что бухарцы считают, что самаркандский плов плох уже тем, что готовят его из кормовой, на их взгляд, светло-желтой морковки. «Разве этим можно гордиться?!» – не требуя ответа, спросила бухарский гид Людмила.
В Бухаре готовят плов из оранжевой моркови, она похожа на привычную для нас морковку. На базаре я специально сфотографировала морковку желтую и морковку оранжевую. Когда я впервые увидела самаркандский плов, я думала, что желтая морковь – это болгарский перец, потому что он мягкий и сладкий на вкус.
Бухарцы в разговоре не раз сожалели, что я приехала в Бухару из Самарканда: знакомство с Узбекистаном, по их мнению, надо начинать с их города. Самарканд – нарядный, красивый – этот факт они не пытаются отрицать, да и невозможно это сделать, но Бухара, по их словам, не такая нарядная, она не небесная от знаменитой голубой плитки самаркандских художников, она больше земляная, в ней много от первоосновы – глины (архитектура Бухары отличается значительно!), а значит – Бухара прочная, надежная, и не менее торжественная. Какая ода своему городу!
Из кулинарных потрясений в этой стране помимо плова – лепешки, олицетворение жаркого солнца, такие вкусные, что забываешь об ограничениях. Они такие красивые, что говорят, раньше, в праздники, они использовались и как украшение интерьера, но недолго – рационализм, разумеется, первичнее!
А ещё запомнилось варенье из лепестков роз. Если бы мне сказали, что в Узбекистане, в мусульманской стране, я увижу крепкого взрослого мужчину, который делает заготовки для такого нежного десерта – я бы не только не поверила, но и посмеялась бы от души над отчаянным лгуном. Но факт налицо:
Плов лучше готовят мужчины, они и лепестки для варенья перебирают, и тесто на лепешки мой муж делает лучше – как призналась на рынке одна из женщин, торгующая патырами, мехмон-нонами.
В Самарканде рассказывали, что бухарскому эмиру понравились самаркандские лепешки, и он приказал доставить к себе лучшего в Самарканде пекаря, требуя, чтобы он испек ему такие же лепешки. Хлебопек исполнил приказание, но вкус готовых лепешек отличался от самаркандского. Разгневанный эмир решил наказать пекаря, но тот ответил: «Здесь нет самаркандского воздуха»
В Бухаре эту же историю слышала в другом варианте, в котором пекарь, конечно, был бухарский, а эмир – самаркандский…. Чем не украшение?!
В таких сумках удобнее перевозить лепешки на велосипедах. Процесс изготовления лепешек мы наблюдали в кишлаке, который борется за жизнь с пустыней.
Специальные приспособления, которыми наносят рисунок на лепешку. На них впервые обратила внимание в Самарканде благодаря Владимиру – члену нашей группы.
Тандыр как доменная печь.
В кишлаке сосед пекущих хлеб женщин угостил нас боурсаками. Удивило то, что этот самый сосед вынес нам тарелку с боурсаками просто так, ради гостеприимства.
Там же, в кишлаке, мы наблюдали, как местные играют в волейбол. Играют не одни подростки, а взрослые мужики! Играют азартно…
Во время поездки ни в городе, ни в кишлаке я ни разу не встретила не то что пьяного, а даже захмелевшего мужчину. Хотя наш проводник в горах Бекмурод, закончивший институт переводчиков в Москве, очень сокрушался, что пьющих становится всё больше и больше. Не знаю, то ли пьющие узбеки прячутся, то ли их родственники на улицы не выпускают, но их не видать, или я такая невнимательная. Мне показалось, что мужчины здесь заняты делом – добыванием средств, и они не придумывают удобных оправданий, а берутся за любую работу.
Кстати, женщины им под стать, тоже трудятся!
В Ургуте мы были в гончарной мастерской. Керамика востребована больше, чем фарфор Семья занимается гончарством давно, очень давно… Заказов хватает, судя по всему. Женщины в семье гончара занимаются вышивкой, этим пополняют семейный бюджет.
Искусство узбекских вышивальщиц – отдельная тема. Когда я увидела пальто в технике сюзане, решение приобрести его стало моей навязчивой идеей. Я все дни, как на работу, заходила в эту мастерскую и склоняла непоколебимую хозяйку продать мне свой шедевр. В итоге мне всё же удалось склонить неуступчивую мастерицу.
А чеканщик что создает, то тут же, не отходя от рабочего места, продает. Можно наблюдать за работой. Это позволяет подозрительным туристам убедиться, что всё из серии hand made, но, думаю, любопытство наблюдающих радостно и самим мастерам: они рассказывают о себе, домашних, интересуется тобой и отвечают на вопросы. По обеим сторонам у шахматистов находится товар
Разница сосудов в носиках: если сосуд имеет отдельный длинный носик от нижней части кувшина, от брюшка, то он для омовений, а если носик начинается прямо от горла, от самого верха, то этот кувшин только для трапезы.
Торговец кувшинами не хотел фотографироваться, но я сделала снимок издалека.
Резьба по дереву очень ценится. Дерево дорого в Узбекистане. Такой декор не каждый может себе позволить.
Резьбой богато украшались подставки для Корана.
Сейчас этот предмет используют в светских целях. Сам процесс изготовления этих подставок возрожден совсем недавно. Стоит склонить голову перед мастером, вырвавшим из забвения промысел предков. Ещё больше впечатляет тот факт, что из этого мастер не делает тайны: делится со всеми желающими, со всеми, кто проявляет мало-мальский интерес к изготовлению подставки.
Эх, если бы я обладала похожим секретом, то вряд ли бы делилась так щедро, пока не реализовала коммерческие интересы… Вот поэтому Господь и не дал такого таланта…
Мастер и ремесленник, и йогой занимается, и тренирует команду детей – не помню, в каком виде спорта. Я и Владимир ждали его с тренировки, и сотоварищ в мастерской поделился информацией о нем. Но ни тот, ни другой фотографироваться не захотели. Я не дождалась, ушла, а Владимир узнал всё, что хотел узнать!
Предмет вырезается из одного куска дерева – мне до последнего не верилось в достоверность этого факта!
В отеле Фирюза предложила посмотреть, как делают традиционную мебель. Я согласилась. Мы поехали.
В семейной мастерской молодые люди все инструменты сделали сами. «Кто хочет работать – ищет способы», – убеждаешься в лишний раз в мудрости советского лозунга. Резчика по дереву в мастерской не было. Он приходит лишь тогда, когда его вызывают. Маленькие декоративные элементы он вырезает быстро, а большие панно практически не заказывают – вопрос опять в цене: работа и материал не всем по карману, а делать за бесценок мастер не станет. В чайном домике мебель, возможно, сделана этими молодыми людьми. Им смешно, что они стали предметом нашего интереса. Держат заготовку не то для кровати, не то для тахты – это я не помню, как называется этот предмет мебели. Фирюза называет его коровод – нечто среднее между кроватью и тахтой. На нем и спят, и чай пьют за дастарханом. Заготовка для поезда. На досуге, как признался молодой мебельщик, он хочет сделать подарок для родственника. Было бы интересно увидеть конечный результат, но не судьба! Готовый сандыр – сундук (сделан в этой же мастерской) для приданого.
В Узбекистане несколько центров, в которых прямо во дворе сами мастера проводят что-то вроде мастер-классов по народным промыслам. С утра вывешивают расписание, и можно посмотреть и сделать, например, вот такую заготовку для орнамента – как точнее называется, увы, я не запомнила!
Этому промыслу за сеанс не научишься, а сама узбекская миниатюра, выполненная такими художниками, стоит недешево, и они не торгуются! Неожиданная часть программы – дегустация узбекских блюд и напитков! Солнечная страна выращивает виноград нескольких сортов, поэтому на виноделие правительство делает ставку. В чайном доме первый чайник платный (=150 руб), дальше – бесплатно! Продавец ревоча не любитель фотографироваться – я тоже, и его понимаю, но фото сделала. Ведь он останется в моей жизни как человек, с которым связано моё первое знакомство с этим растением.
Местные покупают ревоч пакетами. Продавец чистит мне гранат. Можно не покупать на базаре, а полакомиться в чужом саду урюком и шелкопрядом – проверенный и моим детством способ! Свадебная халва и прочие вкусности Востока на базаре.
Эта поездка не была бы такой запоминающейся, если бы не гиды, которые были с нами.
Особенно запомнились слова, которые я записала с её слов в мавзолее Гур-Амира: «Счастлив тот, кто отрекся от мира прежде, чем мир отказался от него».
Галина произвела на меня сильное впечатление, которое рождается от общения с человеком, преданным своей культуре, настоящим патриотом. Она проводит экскурсии и на русском языке, и на узбекском. Не у всех её ровесников, вышедших из советской школы, можно было бы заметить такое высоко профессиональное владение русским языком. У Галины дар рассказчика. Её экскурсии – образец правильной речи, наполненной яркими художественными образами. Самое главное – с ней интересно!
Бекмурод – наш гид и проводник в горах. Познакомил нас с горными змеями и черепашками и спас от кобры. Запомнился эпизод, которым он бесхитростно поделился. Его наняла датчанка, которая оказалась опытной путешественницей. Она шла, не зная остановки. Проводник наш за ней не успевал, и тогда европейка предложила взять большую часть его снаряжения, чтобы Бекмуроду было легче идти. «Мне будет очень стыдно», – не согласился проводник.
В Шахризабсе нас сопровождала Мавлюда. Она яркий представитель такого типа речи, который можно сравнить с цветистым пестрым восточным ковром. Мавлюда осыпала нас эпитетами с нас до головы, мне иногда становилось страшно, что в какой-то момент у неё закончатся определения из серии: «великолепный, прекраснейшая, мужественный, очаровательная, величественный, незабываемая и пр.». Но Мавлюда не подвела!
За профессиональные достижения ей предложили выбрать для поездки одну страну (из очень хорошего списка, в котором были «дорогие» страны), к удивлению своих коллег, она выбрала Египет! Всё просто – ей хотелось посетить памятные места, связанные с мусульманскими святынями. По той же причине следующий выбор пал на Турцию.
Это Мавлюда.
Мариам сопровождала нас в Бухаре. Лаконичная, немного ироничная – особенно в отношении Самарканда – это она привела нас в местечко, в котором вышивальщицы своими вышивками приводят в восторг женщин, приезжающих сюда из разных уголков мира.
Отдельная благодарность нашему турлидеру Ане Дубниковой! Твоими маршрутами мы не только увидели программные для каждого туриста места Узбекистана, но и узнали будничную жизнь этой страны.
Спасибки, что была с нами!